Переводчик на авторов с стихов. Институт Перевода

Поэтический фестиваль PRANGER

Словения — страна с небольшой территорией и населением, язык которой для большинства жителей Европы (даже для жителей славянских стран) кажется экзотическим, и поэтому словенские поэты и критики стремятся к контакту с другими литературами, необходимому для того, чтобы избежать культурной самоизоляции и расширить пространство возможных художественных практик. Хорошо известно, что подобный диалог в области философии привел к расцвету так называемой Люблянской школы, в которую входят мыслители с мировым именем Славой Жижек и Младен Долар. Подобный диалог в области поэзии (и литературы вообще) — именно то, чего пытаются добиться организаторы фестиваля «Pranger».

В предыдущие годы гостями фестиваля становились поэты из Норвегии, Дании, Швеции, Германии, Италии, Финляндии, Сербии, Хорватии, Франции, Австрии и Великобритании. В этом году гостем фестиваля стала Россия. Еще одна важная особенность фестиваля «Pranger» состоит в том, что внимание организаторов направлено, прежде всего, на тех поэтов, которые еще не стали живыми классиками, но, в то же время, активно трудятся на ниве словесности, находясь в самом центре литературной жизни. Видимо, этим объясняется то, что гостями фестиваля в этот раз стали поэты Виктор Iванiв (Иванов) и Кирилл Корчагин (автор этих строк). Кроме того, на фестивале присутствовал немецкий поэт и переводчик с русского Хендрик Джексон, выпустивший пару лет назад книгу переводов одного из столпов метареализма Алексея Парщикова в переводе на немецкий. Эти три поэта наравне со словенскими коллегами участвовали в многочисленных дискуссиях и поэтических чтениях, которые проходили в трех городах Словении на разных культурных площадках.

Пару слов о концепции и названии фестиваля. Прангер — это позорный столб, к которому в средние века на несколько дней приковывали провинившихся граждан. За этим унизительным наказанием, однако, не следовал летальный исход, и само наказание оказывалось публичным осмеянием, а не чем-то более страшным и серьезным. Позорный столб — очень подходящий символ для поэтического фестиваля — хотя бы потому, что поэт всегда находится «на виду» благодаря своим стихам. Серия критических дискуссий и публичных бесед о стихах (жанр, совершенно отсутствующий в российской литературной жизни) способна сделать «позор» поэта неизбежным, так как для читателя не остается ничего, сокрытого пеленой искусства, и самые глубинные намерения поэта оказываются на поверхности. Разумеется, это идеальная ситуация: в действительности поэт всегда находит способ скрыть лишнее от посторонних глаз, однако разговор о стихах помогает поэту лучше понять, чем именно он занимается, а читателю найти подступы к пониманию его стихов.

Надо заметить, что, к сожалению, для русских участников дискуссионная программа оказалась сильно ограничена: все беседы, кроме тех, что непосредственно касались русских поэтов, велись на словенском языке, непонятном для гостей фестиваля (пожалуй, английский здесь был бы уместнее). На этих дискуссиях обсуждались новые книги таких словенских поэтов, как Иво Стропник, Кристина Хочевар, Янес Рамовеш, Милан Винцетич, Аленка Йовановски, Майя Видмар, Катя Горечан, Карло Хмеляк, Катя Плут, а также шла речь о том, что крайне актуально для поэзии всего мира — не только словенской, но и русской: прежде всего, взаимоотношение поэзии и идеологии, об общих проблемах перевода, взаимоотношении разных поэтических традиций и т.д. Представительные подборки словенских поэтов, участвующих в фестивале, были переведены Жанной Перковской и позволяли российским коллегам (в том числе, и автору этих строк) увидеть, насколько разнообразна словенская поэзия.

В наибольшей степени российских поэтов касалась дискуссия о переводной поэзии: модератором этой дискуссии выступил Борут Крашевец (наиболее известный в качестве переводчика романов Виктора Пелевина), предложивший русским участникам вопросы относительно стихотворной формы (и ее соблюдения в переводах), наличия иерархии в современной русской поэзии и т.п. В рамках этой дискуссии завязался довольно оживленный разговор: русские поэты говорили о том, что многие большие поэты старшего поколения (Аркадий Драгомощенко, Елена Шварц, Алексей Парщиков, Геннадий Айги и другие) в последние годы покинули этот мир, и в поэзии ощущается определенное зияние, связанное с их отсутствием. Несмотря на то, что в поколении сорока и пятидесятилетних множество прекрасных поэтов, их пока нельзя считать частью единого «пантеона»: эти авторы еще слишком активно вовлечены в текущий литературный процесс.

Часть дискуссии была посвящена переводу современной русской поэзии на словенский: по словам Борута Крашевеца, наибольшую трудность для словенских переводчиков вызывает силлабо-тонический рифмованный стих. Это можно было заметить и на примере переводов стихов Виктора Иванова, выполненных Елкой Цигленечки: эти переводы стараются сохранить форму оригинала, но все же подчас отступают от нее. Другая проблема для словенских переводчиков — передача неклассической метрики — в первую очередь, дольника, одного из основных метров русской поэзии ХХ века (им писали и Блок, и Цветаева, и многие другие поэты). Дело в том, что словенская поэзия активно разрабатывала силлабо-тонические размеры, но предпочла перейти от них непосредственно к свободному стиху, минуя «промежуточные» размеры, ставшие «визитной карточкой» русской поэзии минувшего столетия. Отсутствие аналогов дольника в словенском стихе, в частности, заставляет воспринимать тексты автора этих строк как образцы свободного стиха, которыми они, надо заметить, не являются (при этом в смысловом отношении переводы Елки Цигленечки, как в случае стихов Иванова, так и в случае стихов Корчагина, выше всяких похвал). В то же время, не все переводчики осознают задачу передачи стихотворной формы как актуальную: во многом это демонстрирует недавняя антология переводов из современной русской поэзии — удачная по подбору текстов и персоналий (она включает всех наиболее важных поэтов последних пятидесяти лет), но, по словам модератора дискуссии, далеко не всегда удачная по качеству представленных переводов.

В дополнение к этим размышлениям Хендрик Джексон поделился своим опытом перевода стихов Алексея Парщикова, заметив, что для многих особенностей русской поэтической речи нужно предлагать аналоги, которые будут смотреться естественно не только в языке оригинала, но в языке перевода (так частотный у Парщикова союз «как» Джексон предлагает заменять скобками, чтобы не ломать структуру немецкой фразы, требующей изменения порядка слов при использовании аналогичного казалось бы союза «als»).

Вторая часть этого разговора была посвящена переводам словенских авторов на русский: подавляющее большинство словенских поэтов используют свободный стих, но несмотря на это у переводчика могут возникать сложности, связанные с передачей неочевидных носителю другого языка культурных или лингвистических реалий. Так, наиболее трудный случай представляли стихи Янеза Рамовеша, написанные на диалекте и переведенных Жанной Перковской специально для фестиваля «Прангер». Русский переводчик, сталкивающийся с подобными текстами, вынужден изобретать собственный язык, включающий как диалектные, так и просторечные элементы, но вовсе не в той пропорции, какую предполагают «подлинные» диалекты русского языка, не имеющие, как известно, гражданства в русской литературе. Перевод подобных стихов всегда оказывается почти невыполнимой задачей и сама попытка выработки для этих текстов нового языка должна вызывать уважение независимо от результата, который неизбежно оказывается далек от оригинального текста и volens nolens воспринимается в совсем ином культурном контексте.

Кроме дискуссий в рамках фестиваля прошло несколько поэтических чтений, в которых автор этих строк, Виктор Иванов и Хендрик Джексон принимали участие наравне со словенскими поэтами. Чтения проходили в Любляне (атриум ZRC, бар «Menza pri koritu»), где поэзия Иванова произвела настоящий фурор, в Рогашке Слатине (Анина галерея) и Пилштани. Чтения в Пилштани составляли своего рода центр программы: они проходили на фоне средневекового позорного столба — символа фестиваля, который, вопреки своему названию, послужил не разъединению, но объединению поэтов, нашедших общую площадку для диалога, чью продуктивность покажет будущее.

Кирилл Корчагин